06:20 Происхождение совести | |||
Происхождение совести — этого голоса Божия в сердце человека, нельзя иначе объяснить как от верховного Законодателя — Бога. Вот ряд фактов, которые доказывают, что совесть насаждена в человеческой душе Богом.а) По справедливому замечанию одного английского ученого (Тэйлора), не было открыто доселе ни одного даже дикого народа, который был бы чужд тех или других понятий о нравственно-добром и злом, об обязательности первого и недозволительности второго. Впрочем, если бы и нашлось какое-нибудь наиболее грубое племя, у коего не замечается ясно формулированных понятий о том, что такое нравственно-доброе и злое, все-таки было бы опрометчиво заключать на этом основании, будто бы это племя не различает добра от зла. У всякого, даже самого грубейшего, дикою племени найдем какие-либо обычаи, которым члены племени подчиняются в своих действиях и в своих взаимных отношениях. Но в обычае, по словам Вундта, и заключается вся сумма нравственных идей у многих некультурных народов. Все народы и племена не только вообще имеют понятие о добром и злом в нравственном отношении, высоко ценят добро и гнушаются лом, но большей частью сходятся в своих взглядах на сущность того и другого. Многие даже дикие племена стоят столь же высоко по своим чистым понятиям о добре и зле, сколь высоко стоят лучшие из культурных народов. Даже у тех племен, у которых возводятся на степень добродетели и деяния, неодобрительные с господствующей точки зрения, замечается в остальном, касающемся нравственных воззрений, полное согласие со всем человечеством. Внимательно и беспристрастно обсуждая самые уклонения от господствующей нравственной нормы, находим, что они также не нарушают ее, как не нарушают законов биологии разные ненормальные явления, встречаемые в среде животных. Таким образом, всем людям присуща нравственная норма и это не подлежит сомнению. б) Все народы и писатели смотрели и смотрят на совесть, как на голос Божий, как на требование Божества, на источник нравственного закона. Бесспорен тот факт, что человечество всегда видело и видит в нравственных требованиях, сознаваемых и чувствуемых им, не что иное, как требования самого Божества, заложенные в душу человека и непрестанно предъявляемые ему. Прислушиваясь к голосу совести, к этому внутреннему источнику нравственных требований, и язычники выражались, что это Бог живет в нас. Видя в нравственных предписаниях волю самого Божества, люди собственно поэтому почитали и почитают их безусловно обязательными для себя, и в упреках совести, в случае нарушения их, усматривали и усматривают угрозы Божества же. в) Некоторым из философов, как напр., Сократу, принадлежит мысль, что нельзя объяснить существования в людях нравственных идей или норм, коль скоро упускается из виду верховный нравственный Законодатель. Из новейших натуралистов, рассуждавших о происхождении нравственного закона в людях и возводивших его к Богу, как истинному Виновнику, укажем для примера на знаменитого Уоллэса. Обсуждая гипотезу Дарвина касательно происхождения человека, он признал, что никак нельзя объяснить без особого действия Божия происхождение в человеке и совести. г) Анализ отправлений совести, как нравственной силы души человеческой, показывает, что происхождение ее нельзя объяснить самим человеком, но нужно возвести ее к верховному Законодателю-Богу. Совесть не только говорит человеку о том, что само по себе хорошо или дурно в нравственном отношении, но и обязывает его непременно делать хорошее и избегать дурного, сопровождая добрые действия чувством особого довольства, радости, блаженства, а действия злые, порочные — чувством грызущего стыда, великого позора, душевной муки. В этих функциях, свойственных совести обнаруживаются познавательная, чувствовательная и желательная или волевая стороны. Совесть указывает, что такое добро и зло, требует от нас, чтобы мы совершали первое и избегали второго, и поставляет нас в необходимость испытывать приятные или неприятные чувствования. Но, несмотря на присутствие в совести элементов, свойственных разуму: чувству и воле, есть ли основание смешивать ее с ними или видеть в ней не более, как только проявление и действие их? Сам по себе разум не может рассматривать одни действия как нравственно-добрые, а другие, как нравственно-дурные! Ему свойственно находить те или другие из наших и чужих действий умными или глупыми, целесообразными или нецелесообразными, выгодными или невыгодными, и только. Между тем, почему-то сам разум побуждается иногда противопоставлять самые, по-видимому, умные, целесообразные, выгодные действия нравственно хорошим, безусловно осуждать первые, а последние одобрять. Он усматривает в некоторых человеческих действиях не плохой только расчет, не ошибку только, подобную ошибке в математических вычислениях или в чем-нибудь другом, но нечто гнусное, являющееся преступным и, безусловно, недолженствующее быть. Не очевидно ли из всего этого, что и познавательная функция совести отнюдь не есть дело только разума? Последний, без способности человека к нравственному суждению, не мог бы и создавать нравственных идей, идеалов или норм. Обращаясь к желательной или волевой стороне совести, мы также не можем признать, чтобы эта сторона была проявлением только свойственной человеку воли. Последняя есть способность желать чего-либо, но не повелевать человеку, не предъявлять ему безусловных требований к исполнению. Воля человеческая, сколько мы ее знаем в себе и в других людях, если не всегда, то весьма часто борется с требованиями нравственного закона и силится вырваться из стесняющих ее оков его. Если повелевающий элемент совести был лишь обнаружением человеческой воли, в таком случае решительно не существовало бы указанного явления. С другой стороны, тогда воля наша, испытав стеснительность для нее велений нравственного закона, или видоизменила бы их на разные благоприятные для себя лады, или совсем бы отбросила их. Между тем, веления нравственного закона безусловно тяготеют над нашей волей. Она может не исполнять их, как свободная, но никогда не в состоянии отрешиться от них. Впрочем, и самое неисполнение волею требований нравственного закона не проходит для нее безнаказанно. Наконец, и чувствовательная функция совести не должна быть рассматриваема, как функция только сердца человеческого, только чувствовательной способности человека. Сердце ищет приятных чувствований и отвращается от противопожных им. Между тем, с нарушением требований нравственного закона нередко бывают связаны самые сильные душевные муки, от коих как бы разрывается человеческое сердце, и от которых мы никак не можем избавиться, как бы ни желали и ни старались. К тому же, это душевные муки человека, поправшего нравственный закон, и по качественной своей стороне существенно отличаются от душевных терзаний, например, скупца, как-нибудь потерявшего накопленное в течение десятилетий имущество. Несомненно, что и чувствовательная функция совести не должна быть рассматриваема, как проявление только обычной чувствовательной способности. Имея все это в виду, не обязываемся ли мы признать, что совесть является в качестве некой, как будто особой от нас, силы, стоящей выше человека и господствующей над его разумом, волей и сердцем, хотя и заключенной или живущей в нем? Но все это не служит ли твердым и неоспоримым доказательством свойственного человечеству и его лучшим представителям убеждения, что совесть, взятая во всех своих коленных функциях, есть голос Божий в человеке, а не плод самого же человека или целой совокупности людей? (Сост. по кн. проф. А. Гусева: «Религиозность, как основа нравственности», стр. 84—88). Из области таинственного. Простая речь о бытии и свойствах человеческой как богоподобной сущности. Часть 1. Составил священник, магистр Григорий Дьяченко. Москва 1995 | |||
СПАСИ ВАС ГОСПОДИ! | |||
| Всего комментариев: 0 | |