«Священное Писание, – учит Климент Александрийский, – узаконивает брак на условии нерасторжимости его, это открывается из ясного постановления Господом следующего закона: Не разводись с женой твоей, кроме вины преступной связи».
 

Ему вторит Ориген: «Спаситель отнюдь не допускает расторгать брак по какому-либо иному прегрешению, как только одному прелюбодеянию, обретенному в жене».
 

Христос и грешница, фрагмент фрески Софийского собора в Вологде

В чем же кроется разрывающая брак сила этого прегрешения? Блудник выходит из союза брачного, умирает для него. Но если прелюбодеяния нет, то «отпускающий попирает самую брачную основу, разлучает то, что Бог сочетал законом природы и освятил в христианстве нарочитым Таинством».
 

Такое объяснение одним из толкователей расторжения брака основывается «на возведении естественной связи мужчины и женщины в истинно таинственную – Христову. Здесь брак не просто совместное сожитие, но прежде и больше всего – христианский долг воспроизводить в нем те отношения, какие существуют между Господом и Его Церковью. Это именно и выражается в классическом месте Еф. 5:32, где речь далеко не о простом сравнении… и показывает, что брак требует взаимной самопреданности в целях духовно-нравственного усовершенствования до возраста исполнения Христова (Еф. 4:13) и себя, и своего потомства в качестве членов Церкви. Поэтому он и должен быть нерасторжимым столько же, сколько вечно общение Искупителя с верующими. Но с другой стороны, он не менее решительно и уничтожается, раз этот принцип нарушен кем-то из супругов, – и глава оказывается без тела, или наоборот» (Ориген).
 

Подтверждение той мысли, что по причине прелюбодеяния уничтожается брак, содержится и в творениях отцов-доникейцев. Так, Ерм в известной книге «Пастырь» говорит, что, доколе муж не знает греха прелюбодеяния своей жены, «не грешит, если живет с нею. Если же узнает муж о грехе своей жены и она не покается, но будет оставаться в своем прелюбодеянии, то муж согрешит, если будет жить с нею, и сделается участником в ее прелюбодействе».
 

Подобное учение находим и в Апостольских постановлениях: «Кто удерживает растленную, – говорится там, – тот нарушает закон естества, поелику держащий прелюбодейцу безумен и нечестив (Притч. XVIII, 23): посему отсецы ю, говорит (Писание), от плоти твоея (Сир. XXV, 29); ибо она не помощница, но наветница, склонившая помысл свой к другому».
 

Учитель Карфагенской Церкви Тертуллиан вопрошает еретика Маркиона: «Что у тебя делает супруг, если его жена совершила прелюбодеяние? Неужели он держит ее? Но как ты знаешь, и твой апостол (Павел в искаженных еретиком писаниях его) не позволяет приобщать блуднице члены Христовы (ср.: 1 Кор. 6:15–16). Итак, законность развода имеет своим поручителем Христа… Кроме вины прелюбодеяния Бог не разрушает того, что Сам сочетал».
 

Эти свидетельства доказывают, что прелюбодеяние подрывает и убивает самый корень брака, и если супруги продолжают жить, то уже живут не в браке, а в греховном сожительстве. Но, с другой стороны, в творениях тех же отцов-доникейцев мы находим указания на то, что даже прелюбодеяние еще не ведет к бесповоротному разрыву супружеского союза: к нему ведет лишь «закоснелое упорство любодействующего, закоренелость его в пороке и нежелание возвратить себе расположение поруганного» (см. Глубоковский Н.). «Что же, – рассуждает Ерм, – если жена отпущенная покается и пожелает возвратиться к мужу своему, то должна ли быть принята мужем ее?» – «Даже если не примет ее муж, он грешит и допускает себе грех великий; должно принимать грешницу, которая раскаивается, но не много раз. Ибо для рабов Божиих покаяние одно. Поэтому ради раскаяния не должен муж, отпустив жену свою, брать себе другую. Такой образ действия одинаково относится как к мужу, так и к жене».
 

О том же говорит Климент Александрийский: «Соблудившая живет греху, но умерла для заповедей, а раскаявшаяся и как бы возродившаяся по образу жизни – она получает пакибытие жизни; раз же прежняя блудница умерла, снова приходит родившаяся к жизни покаянием». Таким образом, для пострадавшего, для невиновной стороны все-таки вытекает обязанность всячески стремиться к примирению и устроению нормального порядка, «лишь после того бракоразводные намерения его будут чистыми; без этого же, цепляясь за единичный пример, он обнаружит лукавство своего сердца, забвение того, что сочетанное Богом нужно поддерживать до последней возможности и с самопожертвованием» (см. Глубоковский Н.).
 

Только после того, как исчерпаны все средства вразумления, невинный освобождается от своих супружеских обязанностей. В этом смысле поучителен случай, который приводится святым мучеником Иустином: «Одна женщина, бывшая прежде и сама распутною, жила с распутным мужем. Когда же она, познав учение Христа, уцеломудрилась, она стала склонять к целомудрию также и своего супруга… Но он, пребывая в своих непотребствах, постоянно входил в незаконные сношения. Считая нечестивым разделять ложе с мужем, который предавался плотским удовольствиям вопреки закона природы и сверх всякой меры, она решилась окончательно порвать с ним всякую (супружескую) связь. Но при этом она уважила советы своих и принудила себя оставаться еще в надежде, что муж когда-нибудь переменится. А как сделалось известным, что муж, ушедши в Александрию, начал совершать гораздо худшее, – она, дав так называемую разводную, отделилась от него, дабы, оставаясь в союзе и разделяя с ним стол и ложе, не оказаться сообщницею в бесчинстве и нечестии».
 

Итак, только после того, как не остается надежды на возможность примирения между членами брачной четы, прекратившими сожительство по вине одного из супругов, невинная сторона вправе окончательно расторгнуть брак, так как союза по сути уже не существует. И здесь уже может быть поставлен вопрос о возможности повторного брака для невинной стороны.